Эта история произошла во время Великой Отечественной войны в г. Вязьме в районе улицы Алексеевской, в заброшенном карьере. Ее рассказал мой двоюродный дедушка Александр Кузьмич Баринов, который и был тот самый смельчак, о котором рассказано далее. А.К. Баринов (1932-2014 годы жизни) учился в средней школе № 19 г. Вязьмы, затем закончил Московский институт инженеров железнодорожного транспорта (1951-1955 годы), аспирантуру в институте ВНИИЭМ и был заведующим отделением «НПО ЦИКЛОН», являлся изобретателем СССР, а также побывал с экспедицией в октябре 1984 года на ст. Новолазаревская в Антарктиде.
Лютой зимой 1941 года в одной из деревень Смоленщины расположилось подразделение гитлеровской горнострелковой дивизии.
Шли жаркие бои под Москвой. Дивизия особого назначения готовилась принять участие в боях в снежных, лесистых местах Подмосковья.
Это были отборные, натренированные, здоровые немцы, рожденные и закалённые в горных районах Германии. В основном это были спортсмены-горнолыжники.
После надоевшей всем пурги и метели наконец установился погожий солнечный морозный день. И все, оставшиеся в живых, вышли из своих «нор» полюбоваться жизнью: небом и солнцем.
Деревенские ребятишки высыпали «под мельницу» кататься на лыжах и санках. Перед войной холм, на котором раньше стояла ветряная мельница, был разрыт экскаваторами. Песок и щебёнка увозились на строительство. Образовался карьер с крутыми отвесными стенками, и этим своим видом напоминал древнеримский театр, где сражались гладиаторы.
После глубоких снежных заносов карьер сгладился и выровнялся на дне и склонах и напоминал большую белую чашу.
Вот здесь, как муравьи в тарелке, и копошились деревенские ребятишки, катаясь на лыжах, соревновнуясь в отваге.
В этот день они, одетые в перерослую потёртую одежду своих отцов и братьев, ушедших на войну, катались «под мельницей». Полуголодные, в школу не ходили, школы были разорены и сожжены оккупантами. Молодость требовала своего — подвижности, и горстка сорванцов, сойдя с лыж, завозилась в пешей борьбе на снегу, партия на партию. Сгоряча никто не заметил, как, подъехав, приблизились немцы. Гитлеровцы решили потренироваться и выехали группой во главе с фельдфебелем. Лыжи и палки у них были подобраны по росту, и стояли они победителями: крепкие, рыжие, сытые, краснощёкие. Нашли подходящее место и делали тренировочные спуски-подъёмы.
Вскоре это им надоело, и они захотели острых развлечений. Низкорослый молодой немец подошёл к одному из мальчишек, стоящему в стороне от других, и стал знаками предлагать скатиться с ним вниз. Мальчик неловко упирался, и это вызывало смех. Он плохо стоял на лыжах, и поэтому не мог ответить на вызов. Гитлеровец напирал, начал подталкивать парня, желая рассмешить немцев. «Русс-трус, русс-трус»,- повторял он по-русски, картавя. Немцы потешались: «Русс-трус, русс-трус»… Мальчик заплакал от стыда и обиды. Видя всё это, пацаны начали перешёптываться, и через некоторое время один из них, коренастый и широкогрудый, подъехал к немцу на лыжах и сказал: «Давай!». Стоявшие в отдалении гитлеровцы перестали смеяться и затихли, ожидая развлечения. Они-то знали своего лучшего горнолыжника! Немец предложил «дебютанту» сразу спуститься с крутой горы, рассчитывая на испуг и паралич воли мальчика, но тот не отказался, и они вдвоём начали подниматься на гору: немец — боком, «лесенкой»,а русский — прямо, нога за ногу, «ёлочкой».
Немец съехал первым, не надевая защитных очков, оставшихся висеть на шее. Картинно преодолел спуск, в конце поднял шлейф снега красивым виражом и остановился, ища одобрения и признания. Защёлкали фотоаппараты, кто-то из немцев крикнул: «Браво!» И они загалдели. Парнишка, пригибаясь, тоже преодолел крутизну и, широко расставив ноги, повторил вираж, закончив его залихватским штопором.
Обе стороны заулыбались и остались довольны.
Деревенские ребятишки приободрились и, как петухи, вытянули шеи, нахохлились.
Немец понял,что не выигрывает и что потеха не удалась.
«Гут, гут»,- сказал он, будто одобряя, и, похлопав парня по плечу, указал палкой на более крутую горку. И… парень согласился!
Оба начали подниматься, каждый своим шагом.
Немец был в настроении, лидировал, раскрасневшись, взошёл на высоту, встал в исходное положение для спуска и оглянулся: сорванца рядом не было! Повернувшись в противоположную сторону, он увидел, что его соперник «ёлочкой» забирается на более высокий, даже самый высокий обрыв и становится в положение для спуска, приглашая жестами последовать за ним. Лыжная «хохма» превращалась в дуэль. Немцы быстро-быстро заговорили…
Местные ребята знали, что при спуске с этого обрыва никто не мог устоять. Почти вертикальный, 50-метровый обрыв внизу круто переходил в горизонтальную плоскость. Склон был отвесный, выглядел темнее окружающих: снег на нём не мог удержаться и сваливался вниз. Лыжнику вначале приходилось не съезжать, а падать и внизу на большой скорости резко переходить на горизонтальную плоскость, при этом его сильно прижимало вниз. Страх и эта сила опрокидывали назад не одного лыжного «аса».
Мальчик ранее спускался с этого обрыва, но падал и ломал лыжи, поэтому они у него были разные, сборные после поломок. Иногда он съезжал, но тогда не то, что сейчас: тогда — сам за себя, а здесь — за всех русских. Вон они, немцы, гогочут! «Устоит или не устоит?» — волновались и беспокоились ребятишки.
Парень не стал ждать немца, потоптался на месте, как бы сбивая белый снег, посмотрел в небо, будто бы прощаясь с солнцем, потом глянул вниз и бросил в разные стороны искалеченные палки. Это делали все деревенские, так как однажды кто-то при спуске упал и напоролся на свою палку. Все затихли.
«Страшно, но все ждут и смотрят, лучше сломаться, но не струсить, — билась кровь в висках. — Устоять бы!»
Широко расставив ноги, немного присев, шажками начал приближаться к пропасти и полетел камнем. Сжалось сердце и сам сжался, превратившись в живой комочек. Глаза заслезились от морозного ветра. Клацнули зубы, слетела шапка, но крутая дуга уже позади. Вздув снежный шлейф, смельчак остановился. «Собачий чертяка!» — вырвалось у немцев.
«Ничего себе!» — пронеслось у наших.
Немец начал подниматься выше и вскоре встал в исходное положение. Он топтался, преодолевая страх, подталкиваемый долгом. Деваться было некуда. Одев защитные очки, нахлобучив шапочку, он понёсся вниз и взогнал облако снега, из которого, как стрела, вылетела и закувыркалась лыжа.
Когда снежная пыль улеглась, немец не поднялся. Его сослуживцы быстро спустились и начали хлопотать над пострадавшим. Видимо, был вывих ноги. Послали за фельдшером и носилками. Старший группы, фельдфебель, нервничал, ожидая неприятностей от начальства. Немцы злобно смотрели на обступивших русских.
Фельдфебель схватил конец сломанной палки и, замахнувшись, с криком «русские свиньи» запустил её в оборванцев.
Их как ветром сдуло.
«Этот русс — не трус»,- невесело сказал пожилой немец.
Мать героя-лыжника прилюдно отлупила его по спине мокрой тряпкой, плакала и молилась: «Господи, спаси наших детей, на фронте сражающихся! Господи, спаси и этих шалопаев от пуль, мин, голода, холода и угона рабами в Германию».
Вечером в деревне все всё узнали. И уцелевшие от войны собаки, почуяв оживление, лаяли звонче обычного…
Устоять, когда устоять невозможно, это и значит — победить!
Мария Степанова.
