«Русс» – не трус!

Эта история произошла  во время  Великой Отечественной войны в г. Вязьме в районе улицы Алексеевской, в заброшенном карьере. Ее рассказал мой двоюродный  дедушка  Александр Кузьмич Баринов, который и был тот самый смельчак, о котором рассказано далее.  А.К.  Баринов (1932-2014 годы жизни)  учился в средней  школе № 19 г. Вязьмы, затем закончил  Московский  институт  инженеров железнодорожного транспорта (1951-1955 годы), аспирантуру в институте ВНИИЭМ и был заведующим отделением «НПО ЦИКЛОН», являлся изобретателем СССР, а также побывал с экспедицией в октябре 1984 года  на ст. Новолазаревская  в Антарктиде.                                                  

Лютой зимой 1941 года  в одной из деревень Смоленщины расположилось подразделение гитлеровской горнострелковой дивизии.

  Шли жаркие бои под Москвой. Дивизия особого назначения готовилась принять участие в боях в снежных, лесистых местах Подмосковья.

Это были отборные, натренированные, здоровые немцы, рожденные и закалённые в горных районах Германии.   В основном это были спортсмены-горнолыжники.

 После надоевшей всем пурги и метели наконец установился погожий солнечный морозный день. И все, оставшиеся в живых, вышли из своих «нор» полюбоваться жизнью: небом и солнцем.

Деревенские ребятишки высыпали «под мельницу» кататься на лыжах и санках. Перед войной холм, на котором раньше стояла ветряная мельница, был разрыт экскаваторами. Песок и щебёнка увозились на строительство. Образовался карьер с крутыми отвесными стенками, и этим своим видом напоминал древнеримский театр, где сражались гладиаторы.

После глубоких снежных заносов карьер сгладился и выровнялся на дне и склонах и напоминал большую белую чашу.

Вот здесь, как муравьи в тарелке, и копошились деревенские ребятишки, катаясь на лыжах,  соревновнуясь в отваге.

 В этот день они, одетые в перерослую потёртую одежду своих отцов и братьев, ушедших на войну, катались «под мельницей». Полуголодные, в школу не ходили, школы были разорены и сожжены оккупантами. Молодость требовала своего — подвижности, и горстка сорванцов, сойдя с лыж, завозилась в пешей борьбе на снегу, партия на партию. Сгоряча никто не заметил, как, подъехав, приблизились немцы. Гитлеровцы решили потренироваться и выехали группой во главе с фельдфебелем.  Лыжи и палки у них были подобраны по росту, и стояли они победителями: крепкие, рыжие, сытые, краснощёкие.  Нашли подходящее место и делали тренировочные спуски-подъёмы.

Вскоре это им надоело, и они захотели острых развлечений. Низкорослый молодой немец подошёл к одному из мальчишек, стоящему в стороне от других, и стал знаками предлагать скатиться с ним вниз. Мальчик неловко упирался, и это вызывало смех. Он плохо стоял на лыжах, и поэтому не мог ответить на вызов. Гитлеровец напирал, начал подталкивать парня, желая рассмешить немцев. «Русс-трус, русс-трус»,- повторял он по-русски, картавя. Немцы потешались: «Русс-трус, русс-трус»… Мальчик заплакал от стыда и обиды.  Видя всё это, пацаны начали перешёптываться, и через некоторое время один из них, коренастый и широкогрудый, подъехал к немцу на лыжах и сказал: «Давай!».  Стоявшие в отдалении гитлеровцы перестали смеяться и затихли, ожидая развлечения. Они-то знали своего лучшего горнолыжника! Немец предложил «дебютанту» сразу спуститься с крутой горы, рассчитывая на испуг и паралич воли мальчика, но тот не отказался, и они вдвоём начали подниматься на гору: немец — боком, «лесенкой»,а русский — прямо, нога за ногу, «ёлочкой».

Немец съехал первым, не надевая защитных очков, оставшихся висеть на шее. Картинно преодолел спуск,  в конце поднял шлейф снега красивым виражом и остановился, ища одобрения и признания. Защёлкали фотоаппараты, кто-то из немцев крикнул:  «Браво!»  И они загалдели. Парнишка, пригибаясь, тоже преодолел крутизну и, широко расставив ноги, повторил вираж, закончив его залихватским  штопором.

Обе стороны заулыбались и остались довольны.

Деревенские ребятишки  приободрились и, как петухи, вытянули шеи, нахохлились.

Немец понял,что не выигрывает и что потеха не удалась.

«Гут, гут»,- сказал он, будто одобряя, и, похлопав парня по плечу, указал палкой на более крутую горку. И… парень согласился!

Оба начали подниматься, каждый своим шагом.

Немец был в настроении,  лидировал, раскрасневшись, взошёл на высоту, встал в исходное положение для спуска и оглянулся: сорванца рядом не было! Повернувшись в противоположную сторону, он увидел, что его соперник «ёлочкой» забирается на более высокий, даже самый высокий  обрыв и становится в положение для спуска, приглашая жестами последовать за ним. Лыжная «хохма» превращалась в дуэль. Немцы быстро-быстро заговорили…

  Местные ребята знали, что при спуске с этого обрыва  никто не мог устоять. Почти вертикальный, 50-метровый обрыв внизу круто переходил в горизонтальную плоскость. Склон был отвесный, выглядел темнее окружающих: снег на нём не мог удержаться и сваливался вниз. Лыжнику вначале приходилось не съезжать, а падать и внизу на большой скорости резко переходить на горизонтальную плоскость, при этом его сильно прижимало вниз. Страх и эта сила опрокидывали назад не одного лыжного «аса».

  Мальчик ранее спускался с этого обрыва, но падал и ломал лыжи,  поэтому они у него были разные, сборные после поломок. Иногда он съезжал, но тогда не то, что сейчас: тогда — сам за себя, а здесь — за всех русских. Вон они, немцы, гогочут! «Устоит или не устоит?» — волновались  и беспокоились ребятишки.

Парень не стал ждать немца, потоптался на месте, как бы сбивая белый снег, посмотрел в небо, будто бы прощаясь с солнцем, потом глянул вниз и бросил в разные стороны искалеченные палки. Это делали все деревенские, так как однажды кто-то при спуске упал и напоролся  на свою палку. Все затихли.

«Страшно, но все ждут и смотрят, лучше сломаться, но не струсить, — билась кровь в висках. — Устоять бы!»

Широко расставив ноги, немного присев, шажками начал приближаться к пропасти и полетел камнем. Сжалось сердце и сам сжался, превратившись в живой комочек. Глаза заслезились от морозного ветра. Клацнули  зубы, слетела шапка, но крутая дуга уже позади. Вздув снежный шлейф, смельчак остановился. «Собачий  чертяка!» — вырвалось у немцев.

«Ничего себе!» — пронеслось у наших.

Немец начал подниматься выше и вскоре встал в исходное положение. Он топтался, преодолевая страх, подталкиваемый долгом. Деваться было некуда. Одев защитные очки, нахлобучив шапочку, он понёсся вниз и взогнал облако снега, из которого, как стрела, вылетела и закувыркалась лыжа.

Когда снежная пыль улеглась, немец не поднялся. Его сослуживцы  быстро спустились и начали хлопотать над пострадавшим. Видимо, был вывих ноги. Послали за фельдшером и носилками. Старший группы, фельдфебель, нервничал, ожидая неприятностей от начальства. Немцы злобно смотрели на обступивших русских.

Фельдфебель  схватил конец сломанной палки и, замахнувшись, с криком «русские свиньи»  запустил её в оборванцев.

Их  как ветром  сдуло.

«Этот русс — не трус»,- невесело сказал пожилой немец.

Мать героя-лыжника прилюдно отлупила его по спине мокрой тряпкой, плакала и молилась: «Господи, спаси наших детей, на фронте сражающихся! Господи, спаси и этих шалопаев от пуль, мин, голода, холода и угона рабами в Германию».

 Вечером в деревне все всё узнали. И уцелевшие от войны собаки, почуяв оживление, лаяли звонче обычного…

 Устоять, когда устоять невозможно, это и значит — победить!

Мария Степанова.